[hide]Источник[/hide]
Автор: ТульпанБелое солнце освещало деревья в лесу, делая их серебряными с западной стороны и фиолетовыми, почти чёрными, с восточной. Эти места всегда слыли дурной славой, и не зря. Здесь и правда было опасно, но только для тех, кто по глупости или другой, не менее пустяковой причине, сходил с дороги. А те, кто углублялся в чащу, не возвращались. Не возвращались в том смысле, что лес их менял. Вот свернул человек с тропы, а потом и вернулся вскоре. Но это был уже не он, а если и он – то не такой, как раньше. Такой был этот лес – давний, сильный, живой.
Зелень, привычную большинству, здесь никто еще не находил. Животных, впрочем, тоже. Тонкие деревья были крепче любых стальных нервов, и были фиолетового цвета. Почему именно фиолетового, ни один доктор наук так и не объяснил. Но мне всегда казалось, что это было исключительно дело вкуса: так нравилось самим деревьям. Однако прогулка здесь всегда захватывала дух, открывала нечто новое. Это можно сравнить только с работой змеелова, когда встречаешь создание, по-своему красивое и гораздо слабее тебя, но тем не менее которое может за каких-то тридцать секунд вычеркнуть тебя из числа живых.
Можно еще долго рассказывать о том, почему этот лес ужасен. Но был у нас всех один общий страх, связанный с этой странной формой жизни. Он был не просто живой, он был разумный. Интеллект этой чащи явно превосходил человеческий, но общаться с нами этот «высший разум» не хотел. Никто не знал, какие цели он преследует, чем живет, как думает. И это пугало больше всего.
Однако настоящая паника поднялась тогда, когда лес начал показывать свою главную возможность. Родные и близкие смельчаков, гулявших средь деревьев не по тропках, начали замечать изменения в этих людях. Менялись психика, восприятие людей, мировоззрение, способности, в общем, все что было связано с личностью человеческой. Результаты были непредсказуемыми. Отморозок с явным букетом психболезней вдруг резко начинал развивать свой внутренний мир, заниматься образованием и кучей увлекательных хобби. Но таких случаев было очень мало, один к двумстам. Гораздо чаще нормальные люди подхватывали эти самые психические болезни, меняли приоритеты, и далеко не в лучшую сторону…
А иногда никто и не возвращался. Но они не погибали, просто лес, как оказалась, мог менять не только разум и внутренний мир. Переделывание тела ему тоже давалось неплохо…
…Я часто здесь гуляла, но никогда не ходила по дороге. Там были люди, и они могли меня заметить. В моем нынешнем состоянии это было равно суициду, причем очень глупому. А жить я хотела всегда, даже несмотря на то, что для всего мира я умерла год назад.
День, тот самый день, я запомнила прекрасно и вряд ли позабуду. Отчаяние, серое отчаяние и больше ничего… Это и привело меня сюда ровно 365 дней назад. Я поддавалась ему всю свою сознательную жизнь в обществе. А в тот день на меня что-то нашло. Так ведут себя смертельно раненные звери, загнанные в угол. Бросок, последняя атака, отчаянный и безрассудный поступок. А там будь что будет…
Я шла по лесу без плана или чего-то подобного. Никаких ожиданий не было, ведь глупая привычка – ждать что-то новое. Уж так устроен человек: всегда боится нового, страшится перемен. Единицы, освобожденные от этого, во все времена старались открыть иным глаза, вырвать их из липкого болота невежества. А те их уничтожали, боясь и наивно предполагая, что смерть – самое ужасное в человеческой жизни.
А в лесу было тихо. Но это была не та могильная тишина, о нет… нечто абсолютно иное. Лес думал… Не знаю почему, но я знала, что здесь и сейчас рядом со мной живое, мыслящее существо. Оно знало много и умело не меньше. Его возможности пугали, и захоти лес меня уничтожить, с этим не возникло бы проблем. Но ничего подобного не было. Ибо к уничтожению стремятся только создания, движимые инстинктами.
Помню, я устала идти и присела на фиолетовый камень, который находился возле ручья. Естественно, фиолетового. Думать не хотелось, тревожиться – тоже. Ведь я от всего этого и уходила, а в частности, от гигантского колеса, именуемого человечеством. Очки, порядком натёршие переносицу, сняла и положила в футляр. Щелчок замочка прозвучал как пистолетный выстрел. А потом зачем-то закрыла глаза (все равно никакого толку от них, только и делают мир цветным) и прислонила голову к фиолетовому стволу.
— Посмотри…
Что?.. Я открыла веки и подорвала голову. От резкого движения потемнело в глазах, но всего через несколько секунд все прояснилось. Версию про выживших я откинула прочь сразу, ведь в лесу по-прежнему стояла тишина. Галлюцинации? Быть может, я уже начала сходить с ума?..
— Ручей… Посмотри на ручей…
Да нет, голос был вполне реальным. Но кто, кто говорил?
Ладно, была не была.
Ручей был маленьким, узеньким и, скорей всего, не вытекал за пределы леса. Да если бы и вливался в какую-то реку, то мы бы о ней давно прознали. Вода была на вид как желе, хотя по текучести от воды обычной не отличалась. Ну и цвет, конечно, фиолетовый, благодаря чему образовалось текучее зеркало, отражающее всё в розово-пурпурных цветах.
Мое лицо там отразилось тоже, только палитра цветов несколько изменилась. Всё те же острые черты лица, раскосые глаза с тонкими бровями и очень светлой кожей. Красивая, но не милашка. Красота зимы, поэтому я старалась почаще улыбаться. Не каждый решится общаться со Снежной Королевой. Может, потому так мало людей знали меня хорошо.
Но ничего больше там не было. Зачем же мне смотреть в него? На себя я уже давно налюбовалась, особенно в очках.
— Тебе надоело. Я вновь прав…
Теперь я уже не выдержала:
— Кто тут? Что ты такое? Чего ты хочешь?..
Молчание длилось минуту, может, немного дольше. А затем последовал странный ответ:
— Не говори. Я не понимаю тебя так. Думай.
Думать?! Впервые я слышала слова подобного содержания. Обычно мысли в общении не требуют, хотят слышать слова. А думать – это для себя, занятие для души, так сказать. Но думать для общения… Это что-то новое.
— Я только мысли понимаю. К тому же так удобней общаться. Но давай сделаем так: я задам вопросы, о которых ты будешь думать. Когда будет достаточно, ты поймешь сама. А потом я отвечу на твои. Что дальше будет, мы решим вдвоем.
Вот как… Не отвечать на вопросы, а думать о них. Хотя бы ради такого странного общения стоит согласиться. Да и выбора-то нет, быть может, я получу хотя бы намек на то, что тут происходит. Надеюсь, вопросы хоть будут нормальные…
— Зачем ты сюда пришла? Какие причины?
Причины… Ну что сказать, я отчаялась, разочаровалась в нашей цивилизации. Раньше еще были надежды на светлое будущее, но теперь… Никто не верит в чудо. Всем плевать друг на друга, каждый по-своему одинок и непонят. Продать, купить и обратить в деньги можно абсолютно всё: талант, красоту, чувства, жизнь, смерть… Наука не спасает, наоборот: мы, почувствовавшие в себе потенциал, ведём себя с важными и серьёзными вещами как с игрушками в песочнице. Я зажмурилась… Страх всей моей жизни: стать куклой, сыгранной партией…
— Почему именно в этот лес?
Потому что здесь я перестану быть прежней, разве не понятно? Да, я боялась, когда сюда ехала, не знала, что меня ждет. Теперь все не так страшно, хотя мое будущее все еще не ясно. Здесь нет страха… Здесь тишина, спокойствие, я одна, но не боюсь ничего. Там, откуда я пришла, случаются порой вещи просто адские.
И тут я ощутила… улыбку?.. Да, определенно атмосфера вокруг меня менялась, но почему, я не могла понять. А может… Хм, эту мысль стоит проверить. Провожу рукой по стволу с закрытыми глазами. Нет, это дерево, такое же обычное, как и везде. Только фиолетового цвета. И никаких растений-телепатов.
— Ты слишком просто готова расстаться с тем, чем обычно дорожат. Почему?
Это оно о чем? Деньги, успех, доброе имя и все такое? Ой, в наше время это понятия абстрактные. Я не хочу, чтобы мной правили деньги, ведь то, что мне дорого, они не заменят. Успех… Приятно, когда тебя ценят, но если ценят еще и таких, каких и дегенератами назвать мало, то начинаешь сомневаться, а нужна ли тебе такая оценка. Доброе имя – то же, что и мнение окружающих, и составляется в первую очередь по внешнему виду. Ну и тысячи мелочных занятий и понятий, на которые размениваются жизни поколений…
— А что же тогда дорого тебе? Тебя ничего не волнует, не тревожит?
Нет, конечно, есть то, что меня не оставляет равнодушной. Только это не вещи, это люди. Я волнуюсь о своих родителях, ведь я одна в семье. Единственная кровиночка, надежда в будущем. Они так мной гордятся, так мне верят… Мне дорога дружба. Тревожит судьба моей первой подруги, которая имеет способности и желание, стремление к лучшему, но у нее нет ни денег, ни семьи. Я волнуюсь, как сложится ее судьба. Я боюсь, что моя вторая подруга однажды причинит себе непоправимый вред, потому что она режет себя, когда ей плохо. А ведь она такая эмоциональная… Мне дорога гитара, которая позволяет играть и петь песни, от которых у меня дух захватывает… Мне дороги мои рассказы, о которых мало кто знает… Мне дорога жизнь, ведь она дала мне все это…
— Достаточно… Теперь твоя очередь.
Моя?.. Хорошо. Где ты? Почему я тебя не вижу и не слышу? Что ты такое?..
— Ты ошибаешься. Я здесь, рядом, и я прекрасно видим и слышен. Я – Лес.
Но ведь деревья и все остальное обычные… Как это возможно? Ты же, получается, растение…
— Возможно. Поверь мне. Я не одно дерево, не ручей возле тебя, не камешек, который ты только что взяла в руку. Я стал Лесом очень-очень давно, и не здесь. Там, где я появился, разумные существа не умирают. Они переходят на новый уровень развития, и только. А чтоб нас не было слишком много, новорожденные приходят очень редко.
Я не верила своим… ох, так ведь и ушами я его не слышу. Он ведь наверняка тоже думает…
— Да, я думаю. Это все вопросы?
Нет. Что ты делаешь с людьми? Почему они меняются? Куда исчезают, что с ними происходит?..
— Никто никуда не исчезает, и просто так я ничего с кем угодно не делаю. Те, которые возвращаются к вам, изменяют меня первые.
То есть «изменяют»? Как тебя можно изменить? Да и не видно этих изменений в тебе, ты же всегда одинаковый, за тобой столько лет наблюдают… И на психически больного ты не похож, как те, что вернулись.
— Если тебе обрезать волосы, ты поменяешься. А они ломали ветви, ручей мой сколько раз разрушали. А то и вовсе воровали частицы меня… Нет, мне не жалко, но ведь делалось это просто так. Представляли себя какими-то всесильными, которым нет границ… Но я здесь хозяин и дикарей не потерплю. И не прощу…
Я хмыкнула. Только теперь все стало понятно. Они действовали на него физически, разрушали его на материальном уровне, полагая, что лес им не ответит тем же. Похоже, они были правы, и лес физически не может действовать на нас, людей, по крайней мере, не в самой чаще. Зато психика этих людей очень хорошо им запоминалась, и влиял лес на нее, как хотел, вполне успешно игнорируя расстояние.
Тем временем мысли продолжались:
— А те, что не вернулись… Они живы. Приходили как гости, и я встречал их, как положено хорошему хозяину. Все так похожи на тебя: огромный потенциал, высокое развитие личности… и полная невозможность раскрыть в себе все это. Они думали, что им просто надоело так жить, а я – шанс изменить судьбу. И их мысли имели смысл. Преступно жить, не постигая себя. Хоть вы живете мало, но способностями можете и со мной потягаться.
Ого… Это звучит как комплимент, да еще от тебя, Лес.
— Я долго живу среди вас, и то, что вы называете «искусством», не встречалось мне нигде и никогда. Но я вернусь к тем, пропавшим. Было бы преступлением с моей стороны не дать им раскрыться, понять самих себя, помочь… И я помог чем смог. Иногда они приходят ко мне, и я искренне им рад. А то, что я с ними делаю… Впрочем, об этом пока что умолчу. Итак, что еще?
Да что еще спросить-то… Что ж, это все. Я так понимаю, что вдвоем мы будем решать мою дальнейшую судьбу, не так ли, Лес?.. Молчит. Но и так все понятно: он не позволит своим тайнам раскрыться перед человечеством. Любой ценой не позволит…
— Да. Но я предложу тебе сделку, благодаря которой ты сможешь выйти отсюда.
Как смело. Что же это за сделка такая?
— Ну что ж, условия таковы. Я разрешаю тебе выйти отсюда, жить дальше так, как тебе захочется. Могу даже познакомить с «пропавшими». Ты же, в свою очередь, позволишь мне изменить тебя. Физически.
З-зачем?!
— Потому что менять тебя изнутри нет смысла. А вот тело стоит подогнать под твою сущность. Ты же за этим сюда пришла… Тебе надоело быть похожей на всех. Я могу тебя сделать уникальной, тем более что ты жаждешь этого, изменение необходимо тебе как воздух.
…Я не знала, что мне делать. Лес был прав, абсолютно прав. Я не могла так жить: вертеться вместе с остальными в серых, удушливых городах. Так бьются птицы о прутья клетки, разбивая себя в кровь. Так металась я в тех мегаполисах, пытаясь достичь свободы, хотя бы внутренней. Но общество меня опутывало, затягивало, монотонно разбивало желания, стремления… Маловажные знакомства, которые каждый день приходилось поддерживать, рутинная работа, постоянная нехватка времени на те вещи, которые я ценила. Так мало общения с друзьями, семьей… Так мало по-настоящему интересного, важного, нужного… Так мало времени на песни и гитару, на творчество…
Так мало…
Но разве можно вести себя по-другому, жить иначе?… Нет. Я – человек, часть цивилизации, дитя своего времени. Это раньше можно было слыть чудаком и быть при этом в почете. Сейчас не место таким, ты должен соответствовать критериям. Какая разница, что ты чувствуешь, чем живешь? Общество – вот что важно. И плевать на отдельную личность, ведь незаменимых нет…
…Несмотря на долгое время, солнце еще не село. Я бездумно смотрела, как лучи солнца пробиваются сквозь фиолетовую листву и падают на стволы, а те почему-то блестели как металлические. Лес не торопил меня и новых вопросов не задавал. Тишина вновь воцарилась вокруг. Но я не чувствовала себя одинокой, хоть была здесь одна. Как будто рядом со мной кто-то сидел и молчал…
Что ж, я согласна. Действуй, как посчитаешь нужным.
— Выпей из ручья.
Желейная вода легко обтекала пальцы и почему-то покалывала кожу, хотя была теплой. Я сделала пару глотков, выпив все, что поместилось в ладонях. Вода отдавала металлом и ощутимо горчила, но все равно вода из труб и в подметки ей не годилась. Цветные капельки потихоньку стекали с рук и в свете солнца смахивали на розовый жемчуг. Когда они падали в ручей, звучал странный тихий звук, как будто это был хрусталь. Вот уж чего точно нигде не встретишь…
— Ты лучше сядь поудобнее. Тебе предстоит провести здесь немало времени. Не волнуйся, сон не даст тебе увидеть то, что могло бы тебя травмировать.
Я слезла с камня и устроилась между ним и деревом. Солнце село где-то через полчаса. В лесу быстро стемнело, но как выглядел он при луне, я уже не увидела. Мои глаза закрылись с последним лучом солнца…
* * *
А вот пробуждение было довольно интересным…
…Меня разбудили щекоткой. Кто-то настойчиво пхнул мне прямо в нос что-то мягкое и пушистое. Я повернула голову, но бесполезно: настойчивость только усилилась. Ладно, встаю уже. Глаза открывались тяжело, голова была мутной. Так бывает после чересчур долгого сна, когда дрёму не отогнать ничем.
Солнце светило вовсю, лес буквально сиял. И тут же первая хорошая новость: у меня было отличное зрение. Словами не передать, как вокруг изменился мир… Только ощущение присутствия леса куда-то пропало. К чему бы это?…
— Доброе утро, новая. Как назовём тебя?
Поворачиваю голову к камню и вижу источник голоса. Далее было взаимное разглядывание минут на пять, не меньше. Не знаю, что увидел мой « будильник», но на камне сидело нечто чёрное и пушистое, похожее на кота. Причем не на дворового, а на диснеевского Чеширского кота. Голова круглая и не уступает телу по размеру, шеи не видно. Рот большущий, широкий. Нос, может, и есть, но его не видно, и выпуклостей, намекающих на него, тоже не наблюдается. И, конечно же, глаза. Огромные, темно-зеленые, с кошачьим зрачком и человеческой осмысленностью.
Опускаю глаза ниже и понимаю, что щекотал меня этот «кот» хвостом. А хвостик-то двухметровый, если не длиннее…
— Ты как? Нормально?
Ой, он же со мной поздоровался!
— Да, спасибо, я в порядке. Доброе утро…
Зверь довольно кивнул и спросил:
— Я так понимаю, тебе интересно увидеть изменения в теле. Ты смотрела в ручей, не так ли? Посмотри теперь еще раз.
Я послушалась и взглянула. Ох… Поменялись только глаза, но как… Раньше они были серые и очень близорукие, а теперь не только чудесно видели, но и отличались не то что от прежних, а друг от друга. Правый просто изменил цвет и стал ярко-голубого цвета, как небо ранней весной. А вот левый… Зрачка не наблюдалось, радужка же стала оранжевой и светилась. Свеча, а не глаз.
После любования собой изменённой я повернула голову к собеседнику. Тот, как оказалось, внимательно следил за мной. Мы встретились взглядами.
— Послушай, — начал он, — а внешность у тебя не менялась? В смысле, кроме глаз?
— Нет , а что?
«Кот» улыбнулся:
— Ты красивая, вот что. Тебе идут такие глаза. – И тут же спохватился. – Меня Пух зовут, если что. А тебе имя мы сейчас придумаем. Вот Металл и Инферна подойдут только… И не спрашивай, кто они, все равно познакомитесь.
Я все равно решила порасспрашивать его:
— А зачем мне имя? У меня оно есть, и неплохое.
Пух ответил быстро:
— Ты уже не та, что была прежде, понимаешь? У тебя не может быть прежнего имени. Оно просто не будет отражать тебя новую.
Логика в этих словах была. Ведь я уже изменилась, я не понимала, где и в чём, но чувствовала это. Да и не бросал же Лес обещания на ветер… Кстати, а почему он молчит? И не ощущается…
Я решила не мудрить и спросила у кота:
— Послушай, Пух, а что с Лесом? Он молчит, и я его не чувствую.
— Он просто устал и отдыхает. Не переживай, как только его силы восполнятся, он обязательно поговорит с тобой, — заверил меня зверёк.
— Пух, а ты кто?..
Воцарилось молчание. Кот что-то тщательно обдумывал. И тут каким-то образом я поняла, что он не собирается врать и недоговаривать, а просто подбирает слова. Странно… Раньше у меня такого не было. В смысле, я понимала настрой остальных, но не так быстро и не в таких мелочах. А тут как будто увидела…
Пух все еще молчал, когда мне в правый глаз попала ресничка. Я начала его тереть и, конечно, закрыла. Получилось так, что открытым остался только мой светящийся глаз…
…Мир преобразился. Солнечный свет исчез, но темноты или мрака не было. Краски потускнели, а то и вовсе потеряли цвет. И я увидела пульсацию Леса. Нечто фиолетового цвета ритмично текло в каждом дереве, как кровь. Ручей был полностью из этой жидкости и светился так, что я не могла на него смотреть. Это было потрясающе. Как будто нейлоновые светящиеся нити зависли в пространстве, и в их причудливых изгибах и переплетениях угадывались листья, ветви, стволы, трава, камни…
И тут я посмотрела на Пуха. Однако, сколько всего… Котом это не назовешь в любом случае. Нечто радужное, теплое как будто составляло каркас зверя. Там, где должно у него быть сердце, светилось и пульсировало что-то, похожее на красивый алмаз. А вот подальше, как бы в голове, теплое перемешивалось с чем-то холодным. К чему бы это?..
Погодите, а не воспоминания ли это? Может быть, может быть, но как это проверить?..
Пока в моей голове крутился этот вопрос, я машинально ухватилась взглядом за один из холодных комочков и некоторое время не сводила с него взгляд. И тут он начал как бы разрастаться, увеличиваться, обретать краски, заменять окружающую обстановку…
…В коридоре художественного университета было холодно, хотя на улице было тепло. Лето хоть и отсчитывало свои последние дни, но не теряло своей силы. Быть может, эта прохлада и понравилась бы кому-то, но её источали не стены, а взгляд декана факультета живописи.
— Молодой человек, говорю Вам в тысячный раз – комиссия рассмотрела вашу работу, представленную в творческом конкурсе, должным образом. Вы не можете быть приняты в данное заведение ни на платную, ни на государственную форму образования.
— Но ведь у меня же есть способности… Я хочу быть художником, в конце концов, — пытался донести свои мысли полный молодой человек.
— Я просмотрел оценки, с которыми Вы окончили школу, — вновь начал декан с тем же гранитным лицом и ровным голосом робота, — и пришёл к выводу, что Вам лучше подойдет профессия программиста или чего-то в этом роде. Заодно у Вас появится время заняться собой. Хорошего дня.
Глянцевые дорогие туфли чопорно стучали по полу, белому и неестественно чистому. Парень смотрел в каменную спину уходящего, которого нельзя было представить с живым лицом. Только в виде памятника себе любимому.
Несмотря на надежды, которые были связаны с институтом, толстяк вышел из него с явным облегчением. Так выходят с кладбища, древнего захоронения, морга… Над входом были изображения всех Муз, которые просвещали творцов искусства во все времена. Но у неудавшегося художника они ассоциировались не с вдохновением, а с напоминанием о бренности, тлене, безысходности…
Он развернул свою работу для творческого конкурса. Да, акварель, лёгкая и воздушная сама по себе, мало подходила для панорамного пейзажа огромного серого мегаполиса. Но только она могла передать то восхищение, которое он испытал в тот вечер поздней осенью. Только раз в жизни он видел на небе одновременно луну, посеребрившую стройную, одинокую берёзу слева, и солнце, которое почти село и делало безлистые акации справа черными и пугающими.
«Вот ещё один плюс моих пробежек: я не только худею, но и замечаю прекрасные вещи», — подумал он тогда с радостью. А на следующий день врач-диетолог, пряча глаза, объяснил, что похудение для него – вещь невозможная. И это не его вина, это сбой обмена веществ в организме…
…Хватит! Я резко отдёрнула руку от правого глаза, чем шуганула задумавшегося Пуха. Мир вновь обрёл привычный вид, на небе сияло солнце…
— Ты чего? – кот явно встревожился.
Я открыла было рот, чтобы заверить что всё в порядке, но посмотрела в глаза зверя и… Нет, я скажу правду.
— Кажется, я только что обнаружила в себе новые способности…
-О, тогда всё в порядке. – успокоился Пух. – Что ж, ты спрашивала, кто я…
— Не стоит, — я улыбнулась, — кажется, я уже это только что увидела.
Глаза кота округлились от удивления. Но спросить он ничего не успел. Внезапно на поляне появились ещё двое: парень и девушка, которые о чем-то оживленно болтали, но заменив нас, умолкли. История с рассматриванием вновь повторилась, несмотря на частичную смену действующих лиц .
Первым я начала разглядывать парня, но не потому, что я ими очень уж интересовалась. Все банально – я ещё никогда не встречала настолько рыжих. Не в том смысле, что никогда не видела, нет. Казалось, что даже кожа у него рыжевато-медная. Волосы длиннющие, чуть ли не до колен, не каждая девушка такими похвастается. Веснушек немного, и все они на щеках. Но глаза не светлые, а скорее карие, опять-таки с медной примесью. Да и сам он казался статуэткой из меди: худой и высокий, только мышцы, черты лица прямые, но без резкости и угловатости, даже волосы были столь жёсткими, что казались прутьями. Не задира и не хам, но и разговаривать долго не будет.
Девушка была не менее интересной. Думаю, стоит только сказать, что сквозь нее можно было рассмотреть, хоть и с трудом, предметы за её спиной. А стоило мне ещё внимательней приглядеться, то оказалось, что обычного тела не было. Нечто похожее на туман или облако… Но не на плоть человека. Как в сказках про живые стихии, про инфернии. Если же не брать этот факт во внимание, то это была девушка, милая, красивая, похожая на скрипку. Столь же утончённая и простая в своём обаянии: русая коса, синие грустные глаза, явно скромная манера поведения.
…Насколько я поняла, то Металл и Инферна уже пришли. Что ж, будем знакомиться. Ребята не такие простые, как казалось, подсказывал мне мой глаз-свеча. Пух решил нас познакомить:
— Новая, знакомься, это Металл, — рыжий кивнул, не гордо, но с достоинством, — и Инферна, — девушка несмело улыбнулась и помахала рукой.
Я примерно представляла, кого они видят. Высокая, стройная, с внешностью потомственной средневековой аристократки. А лицо будто на две части разделено: справа – холод льда, расчетливость гроссмейстера, а слева – яркое пламя и взгляд, пронзающий до костей. Надеюсь, что это всё хотя бы отчасти обесцветит моя улыбка. К слову сказать, искренняя.
— Что ж, давайте приступим к делу. – Пух, похоже, не любил терять время впустую. – Надо придумать имя новой. Расскажи о себе немного, — кот обратился ко мне, — чтобы мы могли на что-то опереться.
— А что конкретно рассказать? – я, честно говоря, растерялась. Биография у меня скромная, но вряд ли они хотят услышать о моем образовании и карьере. Нет, это точно никого из присутствующих не заинтересует. Меня так точно.
— Что тебе не нравилось в твоей жизни? – Металл решил брать быка за рога.
— Много чего, но в первую очередь то, что слишком мало осталось тех, кого можно назвать людьми.
Металл ничего не сказал, но я чувствовала, что чего-то в таком духе он от меня и ожидал. Но тут подала голос Инферна:
— Пух, а переведи-ка нас всех на мысли, так же всем легче. И быстрее, — и улыбнулась, только уже веселее и не так робко, как прежде. Вот как? Я не такая пугающая?.. И вновь я поняла, что это ответ на мою улыбку. Мне поверили.
…И только сейчас я заметила, что среди нас не было того холода и ледка, какой обычно есть в компании, куда попал новый человек. Ко мне относились как к своей, казалось, что я когда-то их всех знала. Что когда-то мы были одной семьей… Не было между нами тайн и секретов, никто не боялся непонимания, потому что каждый принимал других такими, какими они были…
— Мы сможем показать тебе, кто мы, и сможем увидеть, кто ты, — пояснил Металл. Похоже, он был только за лёгкое решение проблемы. Рад, что не будет неправильно понятых слов, пронеслось в моей голове. А я тоже рада, по той же причине.
— Давайте. А как ты это сделаешь? – обратилась я к Пуху.
Тот только улыбнулся и сказал делать то, что он скажет. Поэтому мы все сели в круг, расслабились, закрыли глаза и постарались не отвлекаться на мелочи. Кот в это время обвил руки каждого по отдельности своим хвостом. Да какой же он длины?!
Сначала ничего не происходило. Глаз-свеча, как оказалось, в закрытом состоянии не работал. Но я уже привыкла полагаться на слух больше, чем на зрение. А после переделывания слух, к моей радости, не пошёл на спад. И я впервые услышала Лес. Но это были не те привычные лесные звуки. Все шевелилось, как шевелится грудная клетка глубоко спящего уставшего человека. А еще я слышала дыхание остальных, даже Пуха.
Но самый громкий звук издавало мое сердце.
Дум, дум, дум…
Как одинокий колокол, в который бьют на высокой башне в городе, охваченном эпидемией. Бьют в надежде, что в другом месте ответят такими же ударами. Что там кто-то все же отзовётся…
Тук-тук, тук-тук ,тук-тук…
Пум, пум, пум…
Бум-бум, бум-бум, бум-бум…
…Четыре колокола пели реквием когда-то живому, но теперь падшему городу…
…Четверо людей скорбели о своем прошлом, которое когда-то было для них настоящим…
Потом нахлынули образы, звуки, касания, эмоции… Но не мои.
…Рыжий подросток лет семнадцати сидел на скамейке в парке. На улице стояла поздняя осень, когда только самые упрямые листья не облетали, а оставались на ветке вплоть до зимних вьюг, а то и до весны.
В другое время он бы обязательно прошёлся по парку, особенно здесь и сейчас, когда люди почти не приходят в это место. Но синяки и кровоподтёки слишком мешали, не давали отвлечься на что-то другое. Нет, хорошо, что его никто не видит. Сразу бы носы морщить начали, а то и милицию вызвали бы. Конечно, пацан явно беспризорник, в крови, как пить дать побил кого-то. Если не убил.
Хотя в пункте «побил» они будут правы…
…По имени его почти никто не называл. Только по прозвищу «Рыцарь». И произносилось оно как угодно, но не с уважением. Хотя сам парень не видел, над чем тут насмехаться, ёрничать и что презирать. С детства у него было только одно светлое воспоминание – книга о рыцарях, случайно попавшая в руки нерадивому беспризорнику. Да так и осталась в его душе, попутно оставив отпечаток на характере и сознании.
Потому он и держался отдельно от остальной шпаны, жил сам по себе без друзей, хотя пытался завести дружбу. Но после последних событий он понял, что уж лучше быть одиноким…
Не думал он, что хилый и слабый Колька, не умеющий драться, но имеющий длинный язык, так просто продаст его. И не потому, что ему угрожали. Просто жить захотелось лучше, а за «улучшение» решил заплатить своим наивным другом. То бишь Рыцарем.
А ведь сколько раз он его отбивал, когда тот своим языком без костей накликал беду на обеих…
А сегодня его собрались бить, так сказать, всем миром. Но просчитались немного. Да, он не бил лежачего, защищал девчонок и не опускался до того, чтобы отнимать что-то у малышни. Но когда на тебя идет толпа, желающая не просто навалять тебе, а прибить, то тут не до чести…
…Он не убил ни одного из того сброда. Так, проучил. Показал, что надо серьёзно относиться к противнику. Это им казалось, что он придурок, потому что подсматривает за ролевиками и сам учится махать палкой, как мечом. Но когда эта же палка прошлась по ним, выбив ножи…
Первая капля дождя капнула за шиворот парню, возвращая в реальность. Но он не спешил найти укрытие. Пускай вода прополощет одежду, а там и на вокзале можно высохнуть. Все равно он в этом городе не останется…
Благородство рыцарей низко котируется среди тех, кто живет как крысиная стая. Похоже, это и привело Метала сюда, в Лес… А уже здесь он получил наполовину медное тело. Человек-доспех…
…На улице стояла ранняя весна. Непривычно яркий свет лился в окна огромной музыкальной залы, заставляя светиться даже те вещи, которые отродясь не мылись. Хотя пол был паркетный, блестящий. И очень скрипел под колёсами инвалидной коляски.
Коляска двигалась с трудом – было видно, что девушка, сидящая в ней, совсем недавно начала ею пользоваться. Но училась с завидным упорством: видимо, понимала, что ей толкать эти колеса еще очень долго…
Наконец девушка подъехала к фортепиано. И начала играть… Гробовая тишина наполнилась песней Жизни. Весенняя капель, пение птиц, первый дождь, шум молодой листвы – все это говорило в ней…
А когда звучание смолкло, с другой стороны зала послышалось злобное шипение:
— Займёт первое место в конкурсе… Конечно, она же «калечка», которых жалеть надо… А может она или не может – на это не смотрят…
Слышимость в зале была хорошая, но милое лицо игравшей не дрогнуло. Не поменяло оно выражения и тогда, когда шипевшие пытались подать нечто бессвязное, не имевшее ни ритма, ни мелодии, судьям. И это на конкурсе для поступления, между прочим.
Но самое главное, не поменялось выражение лица талантливой музыкантки, когда она произнесла:
— Я отказываюсь принимать свою победу, но не потому, что я не согласна с результатами, а потому, что мои соперники не согласны с ними. – и продолжила, обращаясь уже к шипевшим. — Если вы так хотите этой победы, забирайте приз. А я уйду. Уж лучше так, чем видеть ваши бездарные потуги, обучаясь здесь.
…Выезжая из залы, синеглазая прекрасно понимала, что молчали все только из-за ее инвалидной коляски. Но ей надоело. Не для того она полгода назад пожертвовала своим позвоночником для той малышки, так неудачно прыгнув с яхты, чтобы спасти бедного ребенка… Решили, значит, что она получила приз только из-за инвалидности? Думали, что она из тех, кто пользуется своими привилегиями?..
Впервые она не смолчала и нахамила. Но просто необходимо было показать, как они все заблуждались…
Коляска со скрипом выкатилась на улицу. Только здесь девушка дала себе волю. Из крепко зажмуренных глаз скатилась одна-единственная слеза. Почему надо постоянно что-то доказывать? Отчего нельзя верить на слово, обязательно нужно проверять правдивость каждого человека? Куда делось доверие, взаимопонимание людей?
В чем правда? Где она?!
Сейчас правду днем с огнем не сыщешь. Каждый думает, что именно он всё верно понимает и оценивает и что он никогда не ошибается. Но Инферна, похоже, решила пойти дальше… К настоящей Правде. И этот путь привел её в Лес…
…Морозный ветер жёг лицо. Стоять здесь было невыносимо, но я терпеливо топталась на одном месте. Нельзя было упустить редактора, это был мой единственный шанс добиться того, чего я желала.
И вот, наконец-то, он идёт. Еще издалека замечает меня, приостанавливается, но потом, будто собравшись с духом, идет прямиком ко мне. Уже на подходе мне удается рассмотреть его лицо и понять, что он тщательно обдумывает речь.
…Я угадала. Полчаса передо мной распинались, почему мою повесть нельзя публиковать. В первую очередь, по (ха-ха!) этическим и моральным причинам. На мой вопрос: «Что же там такого аморального Вы нашли?» — редактор ответил не сразу. Долго мялся, не осмеливаясь глядеть на меня. Оно и верно, ибо в этот момент зимняя стужа казалась лёгким ветерком в сравнении с моим лицом и взглядом.
Но ответ я все же получила. Оказывается, все дело в слишком резкой и циничной критике нашего общества. Дескать, все в очень мрачных тонах, а как читать дальше, так и вовсе кажется, что автор критикует не героев, а читателей. А читателей критиковать нельзя, тем более обвинять в чем-то, их можно только мягко поучать, как детей неразумных…
Дальше слушать о недостатке финансов и прочей ерунде я не стала. Главное он мне сказал, остальное – стандартные отмазки…
На улице почти стемнело, в городе начиналась ночная жизнь. То есть из подворотней начали выходить собаки. Поодиночке, сворами… шныряя молча или же с лаем нападая на каждого прохожего…
Из-за этого я старалась попасть домой побыстрее и бодро топала по дороге. На другой стороне улицы шла женщина. В одной руке пакет со съестным, за другую держится ребенок лет шести, который нервно оборачивался на шавку, бегущую за ними минут десять и злобно рычащую на каждый поворот перепуганного мальчика.
Из-за поворотов малыша женщина тормозила, но упрямо не желала знать, что там сзади такое. Только раздражения на лице становилось все больше. И вот наконец вполне ожидаемый финал – женщина нервно и резко потянула ребенка вперед. Чем и спровоцировала собаку с лаем кинуться на мальчика. К счастью, женщина сумела отогнать злобную тварь. Но влетело все тому же несчастному, взахлёб плачущему малышу…
…Как, чёрт вас всех возьми, можно поучать этих людей, если они и к обвинениям не прислушиваются, сваливая свою вину на тех, кто слабее?!.
Со мной тоже все ясно… Меня никто не слышал, зато я все видела.
…Связь прервалась. Хвост Пуха тихонько шуршал, сматываясь в кольца и щекоча руки.
— А ты почему ничего не показал? – изумился Металл.
— Новая сказала, что она уже все увидела, — кот посмотрел на меня.
Я не стала отнекиваться:
— Да, своим глазом. Только это получилось совершенно случайно!
Инферна тихонько рассмеялась:
— Не волнуйся, мы тоже так же свои возможности обнаружили. Здесь нет ничего такого.
— Тогда ладно, — улыбнулась я, — так что с моим именем?..
…Спор затянулся надолго. Мы предлагали идеи и тут же их отбрасывали. Но сойтись на чем-то одном никак не получалось. И только когда солнце почти потухло, Металл сгоряча сказал:
— Да что мы маемся тут! Посмотрите на ее глаз, это же натуральная свечка. Пусть будет Свечой. Неплохое же имя!..
…Так и осталось – Свеча…
* * *
…Следующий год я провела среди них, среди моей новой семьи. Но мы не жили в Лесу и не были привязаны к нему каким-либо образом. Каждый из нас мог приходить и уходить тогда, когда считал нужным. И тем не менее мы предпочитали держаться вместе.
Благодаря способности Пуха заменять реальную картинку на другую я смогла подать весточку своим родителям и друзьям. Сначала они перепугались, но после долгого серьёзного разговора родители меня все же признали. Особенно когда я все-таки доказала, что изменилась я только физически. Как оказалось позже, переделывание было длительным, и в Лесу я провела почти три недели. В общем, вскоре меня официально похоронили, но я приходила домой вместе с Пухом, Инфернией и Металлом. Те поначалу отнекивались, а потом привыкли. Мои родители не были из тех, кто смотрел на внешность…
А еще я тренировалась, много тренировалась. Как объяснил мне Лес, на способности видеть некий «внутренний мир» мои возможности не заканчивались. Я могла еще и влиять на него. В этом я была похожа на Пуха, только тот действовал на сознание, как бы гипнотизировал человека.
Металл действительно был частично из меди, но кроме этого он еще и управлял ею в своем теле. Парень запросто мог сделать из своей руки булаву или другое холодное оружие. Ну и силён был, потому что медь содержалась ещё и в костях и мышцах.
А вот Инферна влияла на погоду. Солнце, дождь, туман, засуха – все это было для нее так легко сделать, как будто пушинку сдуть. Хотя она сама и была как пушинка – лёгкая, невесомая. А еще она потрясающе играла на многих музыкальных инструментах…
…Но сегодня я пришла в Лес одна. Не потому, что хотела посекретничать, нет. Слишком плохие новости я узнала, дабы ждать остальных. Но пуще того: я видела подтверждение этим вестям своими глазами…
— Это уже серьезно, Свеча. Что тебя так встревожило? Ты взволнована не на шутку.
Лес, тебя хотят уничтожить. Хотят разобрать тебя на части, запереть в лабораториях, использовать твои возможности так, как захочется им. Я видела… Машины едут сюда. Всевозможная лесопильная техника, перевозные лаборатории, военные…
— Вот как… А если я не захочу делать то, что пожелают они?
Тебя уничтожат. Сотрут с лица земли. Мы должны дать бой…
— Вряд ли это поможет, мы только выиграем немного времени. Как будто ты не знаешь людей. Они придут снова, с еще большими силами. И будут приходить снова и снова. Пока не одолеют нас…
Неужели ничего нельзя сделать, Лес?..
…Молчание длилось долго. Я тихонько сидела возле ручья, бездумно глядя на отблески. Он не ответил. Значит, все. Закончилось все…
…Иногда людям снятся чудесные, прекрасные сны. О мире, который кажется спящему лучше самого Рая. Там есть те, кто любит, понимает, дорожит, ждет… Никто не держит на одном месте, ты волен идти куда хочешь, ты свободен, как ветер… Ничто не сковывает твою жизнь, никакие обязательства, принципы, чужие критерии, мнения… Ты сам решаешь, что тебе дорого, и сам же несешь за это ответственность, но никто не может тебя осуждать… Ты – это ты, и никто другой…
Но рано или поздно надо просыпаться. И тогда сказочный мир разбивается вдребезги…
И сейчас мой мир разлетался на осколки. Мир, где я жила, а не существовала… Мир, в котором хотелось плакать от счастья быть собой…
Я молча стерла слезу, неожиданно даже для меня скатившуюся по щеке. Смысл плакать, если все это неизбежно?..
…Ну почему, почему людям до всего есть какое-то дело?! Почему вместо того, чтобы решать действительно важные проблемы, они занимаются ерундой, которую и трогать-то не надо?!! Лес их, видите ли, беспокоит и тревожит, дескать, сводит людей с ума! А то, что рядом с Лесом пустыня из-за человеческой же глупости появилась и угрожает теперь жизни стольких людей, сколько Лес и не видел, так то ничего, так надо!!!
— Успокойся. Выход есть. Собирай остальных. К вечеру вы должны быть тут. И еще… бой все-таки придётся дать. А пока иди. Придёте — я все объясню…
…К вечеру мы вчетвером уже были в Лесу. Хотя, к слову, могло быть и больше. Лес когда-то рассказывал, что таких как мы, он изменил много. Но от смерти нас он, увы, избавить не мог.
Мы пришли, Лес. Они уже на подходе. Часа через два будут здесь.
— К тому времени стемнеет окончательно. Что ж, это нам только на руку. А теперь о том, что мы можем сделать. Я прошу вас дать им этот бой, дабы потянуть время…
Видите ли, друзья мои, я хочу убежать из вашего мира. Уйти так, как пришел сюда много лет назад… И я хотел предложить вам убежать вместе со мной. Что скажете?..
Мы молчали, полностью ошеломленные. Убежать, уйти в другой мир сразу после того, как дадим отпор…
— Нет, не сразу. Мне нужно время, дабы собрать нужный запас энергии. Это займет примерно два дня. Не думаю, что те «исследователи» так быстро подтянут свежие силы.
То есть у нас все-таки будет время попрощаться с нашим миром?..
— Конечно. Я так понял, согласны все?
Согласны все. Ты правильно понял, Лес…
…Конечно, «дать бой» — это было громко сказано. Больше всего это напоминало диверсию группы партизан. Но эффект все равно был впечатляющий, плюс ко всему мы остались незамеченными. Все это мы узнали из сворованной Пухом газеты.
«Сегодня утром корреспонденту нашей газеты удалось узнать, чем закончилась попытка властей изучить и, по возможности, ликвидировать аномальный природный объект, который уже много лет наносит вред человеческой цивилизации. Как нам всем известно, лесной массив фиолетового цвета неоднократно был причиной появления разного рода психический заболеваний у людей, которые выходили за предел дороги. Известны также и случаи исчезновения людей, а последний зафиксированный случай произошел ровно год назад.
Наш корреспондент сумел узнать следующую историю. Со слов людей, задействованных в операции, все началось где-то спустя час после их прибытия. После того, как окончательно стемнело, началось аномальное изменение погоды, заключавшееся во внезапном появлении тумана, полностью заглушающего звуки и настолько густого, что даже при свете фонариков видимость составляла ровно метр. Аномалия заключалась в том, что днем стояла сухая погода, и потому тумана не могло быть даже утром, не говоря о позднем вечере.
Далее мнения расходятся, но их можно разделить на два варианта развития событий. В первом случае люди чувствовали неладное, но ничего особого не видели. Во втором все с точностью наоборот – ничего такого никто не испытывал, но многие вспоминают о странных тенях, замеченных краем глаза. Однако никого постороннего не было обнаружено, несмотря на усиленное патрулирование территории с инициативы караульных.
Однако утром были обнаружены следы диверсии явно разумных существ. Вся лесопильная аппаратура была сломана. Корреспонденту даже показали один выведенный из строя бульдозер. Повредили только важные детали, причем на многих из них четко видно оттиск человеческой руки. Создавалось впечатление, что сверхпрочные сплавы некто разрывал голыми руками.
Лаборатория тоже пострадала. Стерты все данные, реагенты безнадежно испорчены. Но при этом никаких следов взлома не обнаружено, а собаки могут взять след только сотрудников лаборатории. При вскрытии электронных замков удалось установить время последнего открытия – около часа ночи. Но при попытке просмотреть видеозаписи с камер за это время оказалось, что кто-то отключил камеры и через час включил обратно.
Самое странное, что никто ничего не видел и не слышал, в особенности звуки раздираемого металла. Однако корреспондент отметил, что все люди либо плохо помнят ночные события, либо же находятся в эмоциональном упадке. Скорее всего, это последствия довольно тяжелой ночи.
Повторная попытка ликвидации планируется через две недели. Но сейчас все общество задается вопросом: а не станет ли этот странный лес действовать еще раньше?..»
Пух закончил читать, поднял голову на нас и широко улыбнулся:
— Здорово мы справились! Никто так ничего толком и не понял, одни лишь домыслы и догадки.
— Действительно здорово, — я изучала фотоснимки повреждённого бульдозера. Да, Металл на славу потрудился, ничего не скажешь…
— Ну вот, а ты все переживала, — добавил Металл с улыбкой, тоже рассматривая фото.
— Конечно, Свеча переживала, — отозвалась Инферна, — уж больно план у нас был… рискованный.
Грубо говоря, план был вообще шит белыми нитками. Слишком много надо было соблюдать условностей и деталей. Ведь туман-то и на нас действовал, и если мне он не очень мешал контролировать своих охранников и хозяйничать в лаборатории, то вот Металл возле техники повозился знатно. Пух, конечно, молодец, справился на два фронта: взял половину охранников под свой контроль и сделал что-то собакам, отчего те не брали наш след, да и вообще нас не замечали. Инферна хоть и вызывалась на что-то еще, кроме тумана, но мы так и не придумали ей задание.
Но все хорошо, что хорошо кончается. А собраться и уйти мы решили через три дня…
…Пришла я в Лес почти перед самым отправлением, да еще и самая последняя. Все это время я была дома. Честно признаться, наревелась я знатно, родители тоже. Они не хотели меня отпускать, хотели, чтоб я была рядом. Но еще они желали мне самого лучшего и понимали, что Лес все-таки не враг мне. Потому и отпустили, хоть и с тяжелым сердцем…
…Мы собрались возле ручья. У каждого из нас была небольшая сумка с вещами.
— Вы собрались. Что ж, я тоже готов. Напейтесь из ручья, а потом сядьте спина к спине. Только пейте много, это облегчит мне ваш перенос. И еще: ни в коем случае не выходите за пределы чащи. Лучше вообще не двигайтесь. Попробуйте поспать, переход будет долгим…
Мы сделали так, как он сказал. Чувствовалось напряжение леса, а глаз-свеча показал, что та фиолетовая светящаяся субстанция начала излучать какие-то волны. Но думать не хотелось, Лес все равно объяснит. Я чувствовала грусть остальных и грустила с ними. Какое бы мы ни испытывали разочарование в прогрессе человечества, мы тоже были людьми. И каждый из нас понимал, что уход Леса будет неисправимым…
Последнее чудо покидало этот мир. Последняя надежда для таких, как мы. Единственное создание, которое ставило зарвавшихся людей на место…
Все кончено. Лес не обязан был делать это. Он тоже хочет жить. И я его понимаю…
Но перестать сожалеть о потерянном будущем целой цивилизации не могу, ибо я – ее часть…
…Военные, которые помогали забирать остатки испорченной техники, дружно обернулись. И успели увидеть первый всполох ядовито-фиолетового света. Далее всполохи переросли в постоянное сияние, с каждой минутой становившееся все сильнее. А потом произошло нечто, напоминавшее взрыв, но без единого звука. А потом, когда все прекратилось, на месте чащи ничего не было. Лес попросту исчез…
* * *
Мы находились в Лесу. Идти и исследовать новый мир никого не тянуло. Каждый думал о своем…
Меня терзали мысли о родителях и о подругах. Как они теперь будут, сами, без меня?..
Но подумать и еще больше загрустить в одиночку я не смогла.
— Кто где провел эти дни? – вдруг спросил Пух. А в голосе ни прежнего задора, ни оптимизма.
— Я дома была, — отозвалась Инферна, — в родном городе. Дома была, родителей проведала, родственников… По улицам гуляла… столько всего вспомнилось…
Я тоже решила не тянуть с ответом:
— И я дома была. С родителями и подружками сидела. Фото старые пересматривали, видеоролики… Как мы на море ездили, как в школе учились… Мама столько плакала… И папа такой седой вдруг стал…
Не заплакать не получилось. Мы с Инферной тихонько шмыгали носами.
— А я тоже дома был, — начал Пух, — только я… ну, не мог на глаза всем показаться. Там у них все хорошо, у меня племянница родилась, прабабушка столетие уже отметила… Помню, в детстве она часто мне говорила, что будет долго жить, потому что хочет наплясаться на моей свадьбе… — тут он тяжко вздохнул. – Эх, может, хоть племяшкиной свадьбы дождётся, я уже не жених…
И тут Металл тоже заговорил:
— А я к девушке ездил. Вернее, к бывшей невесте. Она меня любила… и я ее любил и люблю до сих пор, — парень горько вздохнул, — только разве я ей пара? Она дочь богатых хороших людей, ей не меня надо, оборванца. Дочку уже воспитывает… Малышка вся в маму…
Мы молчали. Только казалось, что нам нечего было терять, и потому мы шли в Лес… Но там, в глубине души, липким мокрым комком нас всех терзала одна и та же мысль… И я уже не могла молчать о ней.
— Иногда я думаю, — начинала я издалека, — что вовсе необязательно было идти в Лес… Что я вполне могла решить все свои проблемы самостоятельно. Что, будь я понастойчивей, я бы добилась от редактора публикации моей повести. И, может, критикуя читателей, я бы все же достучалась до них, заставила бы задуматься, что важно в нашей жизни… И что такое «жизнь»… Но я убежала в Лес. Выбрала из двух зол наименьшее, потому что струсила, не пожелала отстаивать важное, не донесла его до остальных… Ведь не все люди безнадежны, может, кого-то можно было изменить в лучшую сторону, спасти…
…Никто не ответил. Четверо странных людей сидели в странном лесу и думали о превратностях жизни. Ведь так иногда бывает, когда находишь «путь истинный», идешь по нему, а как обернешься в самом конце, так сразу и понимаешь – не так сделал. Не потому, что плохим путь на самом деле оказался, нет. Итог «пути истинного» неплохой, вот только неплохой он только для тебя.
…А спасая свою шкуру, о других как-то и не вспомнил…
В лесу четверо людей оплакивали свой мир. И каждому из них чудилось, что именно он не дал шанс на спасение миллионам таких, как он.
— Зато можете дать этот шанс не таким, как вы. В конце концов, я тоже в свое время поступил точно так же, как вы. Но теперь, я думаю, стоит рассказать вам всю правду…
Всю?.. Что значит «всю»?!..
— Я вас не просто изменил. Я сделал вас подобными себе. Вы тоже можете менять других и перемещаться, как я. Простите, что не сказал, но вы, люди, слишком непредсказуемы. Но теперь я верю вам всем. Простите меня и не грустите. Когда-то вы вернетесь… вы будете возвращаться домой… А теперь вы свободны и можете изменить судьбу целого мира…
[hide]Источник[/hide]
Автор: Тульпан
