Автор — я. Озвучка — Рэй.
Публиковалась [hide]тут[/hide]
С самого детства я никогда ничего не выигрывал. Никогда не дозванивался на радиостанцию десятым, не ловил барабанные палочки на концертах, даже в самых простых и нелепых спорах проклятая монета предательски падала не той стороной, что я выбирал. Но каждому человеку должно повезти в жизни впервые. Я выиграл чудесную путевку в райский уголок со всей своей семьей.
Дорога была длинная, и пока я ловко управлялся со своим старым минивеном, едва ли касаясь дорожной разметки колесами, моя жена, Мери, планировала каждый день из насыщенной недели с девочками. Я даже немного сожалел Сандре, ведь ей всего четыре годика, и ей не понять всю красоту пейзажей этого маленького, но уютного рая, куда я мчался, словно сбегая от всех своих проблем. Для нее этот путь скорее был тяжким испытанием, которое взвалили на ее плечи те, кого она любила больше всех на свете. Изнуряющая дорога, сопровождаемая жалким выбором между духотой от закрытых окон и пылью из открытых, изнуряла Дженнифер не меньше, чем ее сестру. И несмотря на то, что она была уже в серьезном девятилетнем возрасте, стремясь походить на взрослых в каждом своем действии и слове, она начинала понемногу сдавать позиции, смотря в потолок и пытаясь сдержать слезы в глазах. Я потерял счет времени и не мог занимать девочек своими жизненными рассказами. Ведь мозг взрослого человека работает совсем не так, как у ребенка. Попробуйте поговорить с детьми. Вы будете напрягать каждую извилину, коверкая и уродуя любую мысль, что приходит к вам в качестве реплики, лишь бы донести это до прекрасного и невинного детского сознания. Попробуете просто рассказать, как прошел ваш день — потеряете маленького слушателя уже через десять секунд. Наверное, в каком-то возрасте наше сознание просто коверкается до неузнаваемости. Какие-то идиоты назвали это взрослением. Возможно, это так.
Но как бы ты ни было, моя жена уснула, оперевшись головой на маленький участок между передними и задними стеклами с ее стороны машины. Лишь легкий ветерок кондиционера колыхал ее прелестные каштановые кудри. Я не хотел ее будить, ни в коем случае. Она встала раньше нас всех, готовя еду в дорогу и собирая сумки девочек. Она могла разбудить меня, но решила дать мне выспаться перед дальней дорогой, да и какой к черту из меня помощник в сборах.
Город остался далеко позади, и все, что могло развлекать детей за окнами — пустые прерии, пестрящие своей жалкой растительностью на раскаленном от солнца песке. Девочек это чрезвычайно быстро утомило, и они начали расстреливать меня тысячами вопросов, которые могли бы прийти в мою голову лишь в их возрасте. Это не давало мне сосредоточиться на дороге, которую стоило бы отремонтировать пару лет назад. Я хотел задуматься о том, куда деваются мои налоги и почему простая семейная поездка начинает напоминать раллийные гонки, но девочки не давали мне сосредоточиться ни на моих мыслях, ни на дороге тем более. Я понял, что не продержусь и получаса, прежде чем не угожу в яму, окончательно прикончив подвеску автомобиля, и не превращу поездку на райский отдых в операцию по спасению.
Было решено искать мотель для ночлега. Но, как назло, мои мысли опять недооценили моих возможностей. Дорога оставалась пустой еще часа два. Солнце, устав от пыток моей семьи безумной жарой, начало медленно, но верно скрываться. Девочки болтали без остановки. Паузы в их вопросах и диалогах были всего лишь приманкой, жалкой конфетой, которой машут перед умирающим от голода. Слава богу, на горизонте показался дом. Даже если это не мотель, у его обитателей наверняка можно будет выпить чашечку кофе или хотя бы умыть детей.
Я припарковался около крыльца, подняв облако пыли, и разбудил Мэри. Я постучал в ветхую дверь, и судя по тому, как быстро она открылась, обитатели этого дома начали идти к ней, едва я припарковался. Это был пожилой мужчина. Его живот говорил лишь о том, что дальше этого дома он отходил он редко, но его одежда говорила, что он не ушел дальше прошлого века. Брюки с подтяжками, накинутыми на белую рубашку. Классика. Его жена лишь дополняла этот образ, встав позади него в ситцевом платье. На вид им было около шестидесяти лет, но сельская жизнь не старит тело так, как душу. Я ощутил очень крепкое рукопожатие, когда мы представлялись друг другу. Наверное, старина Эд, а так он и представился, наколол за свою жизнь дров больше, чем я мог представить. Его милая жена Эмбер, лишь завидев девочек, тут же пригласила нас в дом и убежала ставить чайник. Я только лишь начал описывать ситуацию, как Эд предложил нам ночлег, перебив меня рассказом о том, что он вырос в этом месте и прекрасно понимает, каково нам всем сейчас. Было неловко соглашаться, вторгаясь в чужую жизнь, но мои ноги ныли, а сознание даже не хотело смотреть в сторону машины. Мы с великим удовольствием приняли это приглашение.
После ужина, во время которого мы дивились количеству необычайных рассказов об этом, на первый взгляд безжизненном, месте, Мэри повела девочек в ванную, пока старина Эд, открыв бутылку старого бурбона, проводил меня к камину. Я никогда не любил крепкое спиртное, но после такой поездки я бы выпил и бензин из своей машины, не будь он так ценен в подобных местах. После того как осушил третий бокал, я начал понимать, что Эд почти не пьет, это выставляло меня не в лучшем свете как гостя, но пока я ковырялся в своем рассудке, судорожно перебирая фразы для того, чтобы извиниться за свое поведение, Эд молча смотрел на огонь.
Он сидел неподвижно, тишину между нами нарушал лишь треск дров в камине. Я был рад этой тишине. Она несла в себе спокойствия, умиротворение, если можно так сказать. Но где-то там, глубоко в моей голове сидела тревога. Не должно быть так спокойно. Почему я не слышу своих детей? Почему я не помогаю Мэри купать их? Пожалуй, мне стоит проводить с ними больше времени. Я дал себе обещание отныне и каждый день уделять как можно больше времени своим девочкам. Каким бы тяжелым ни выдался день, я готов проводить его остатки, выслушивая про новые открытия в таком, казалось бы, простом мире вокруг. Но почему-то этот дом меня пугал. Не столь сам дом, он был просто старым и скучным. Его старые половицы, скрипя под каждым моим шагом, лишь добавляли напряжения к тем мыслям, что формировались в моей голове, пока я наблюдал за пожилой парой. Они слишком хорошие. Старина Эд обладает слишком холодным взглядом для такого доброго человека. Почему он почти не пьет? И почему его жена все время смотрела на него за ужином, словно ожидая чего-то. Я слишком утомлен этой проклятой поездкой, не хватало мне еще этих дурных мыслей. Они же старики, что они, в конце концов, смогут сделать мне, здоровому и сильному мужчине? С этой мыслью я откинул голову назад, прикрыв глаза.
Но пробыл я в таком положении совсем недолго. Я услышал женский крик. Сдавленный, далекий и почти не знакомый мне, но все же это был крик. Я вскочил! От столь резкого подъема в моем нетрезвом состоянии кровь резко оттекла от головы, вскружив всю комнату вокруг меня. Но у меня не было времени ждать, пока мое давление вернется в норму. Хватаясь за предметы вокруг меня, я начал двигаться в сторону крика. Это было похоже на скачки от стенки к стенке, но я продолжал, более того, у меня начало получаться ориентироваться в плывущем пространстве. Я выбежал на улицу, где, мне казалось, расположен источник этого крика. Но кроме тьмы там не было ничего. Стоя на крыльце, я вдыхал прохладный ночной воздух, такой же легкий, как и мои ноги. Мне становилось немного легче, но головокружение не проходило.
Но не успел я перебрать мысли в моей голове по новой, как опять раздался этот крик. Теперь уже из дома. Я молниеносно бросился к источнику. Боже. Надеюсь, с девочками все в порядке. Опершись на диван в гостиной, я начал звать Эда и его жену. Но было чертовски темно, и казалось, что никого кроме меня в этом доме и в помине не было. Почему я все еще не могу прийти в себя? Узоры на дубовом полу разбегались от моего взгляда, стоило только на них посмотреть. Нельзя сдаваться, никогда нельзя сдаваться, если речь идет о твоей семье. Я услышал крик в третий раз. На этот раз я четко определил источник. Это был подвал. С трудом добравшись до двери, я схватился за ручку. Но стоило мне повернуть ее, как дверь с огромной силой ударила меня. Я послушно упал на пол, воздух вырвался из моих легких, заставив собрать все силы на то, чтобы приподнять тело и вдохнуть. Смотря в сторону двери, я еще не знал, что мне предстоит столкнуться с ликом самого дьявола.
Оно стояло прямо передо мной. Чудовище, проклятый монстр. Огромное, полусогнутое черное тело было покрыто шерстью. Каждый из длинных пальцев заканчивался острым когтем, а его лицо, его морда никогда не сможет подойти под описание какого-либо из животных. Эта тварь с острыми зубами уставилась прямо на меня, задыхаясь от собственного рыка. Вся морда этой твари была в крови. Я мог только догадываться, чьей. Страх парализовал меня, остановив мой разум. Он просто застыл, ничего не происходило в моей голове, пока ко мне приближалась моя собственная смерть. Кровь, капающая с ее клыков на мои ноги, была еще теплой, словно в ней еще была какая-то надежда на спасение угасавших в подвале жизней. Я смог сделать лишь одну вещь в тот момент. Возможно, любой бы из нас сделал именно это. Я закричал. Заорал что есть сил. Этим криком я разорвал весь мир вокруг себя.
Вернувшись в реальность от дремоты, первое, что я увидел – волчью голову, висевшую над камином. Наверное мой пьяный рассудок и принял ее за фантастического монстра. Но руки мои все еще тряслись. Эда уже не было в кресле напротив. Судя по тому, что в голове была кучка осколков вместо идей или разумных предположений, я был все еще пьян. Слава богу, это был всего лишь сон. Эд вернулся буквально через минуту, тяжело дыша, но с новой бутылкой бурбона. Он обновил мой стакан, и хотя я не был уверен, что стоило продолжать пить, я поднес обжигающий напиток к губам. Затем старик начал говорить.
— Ты знаешь, друг мой, сегодня дивная и особенная ночь, — начал он, — именно в такую ночь и явился Спаситель в мир наш.
Я несколько удивился, услышав от Эда о Боге, ведь в этом доме я не заметил ни одного распятья, и ни на одном из старых столов и тумбочек не покоилась библия, ожидая воскресного дня. Но пауза Эда была недолгой.
— Наш Спаситель страдал ради нас с тобой, ради наших детей. Он был распят за наши грехи, и мы никогда не отдавали ему должное. Допивай, друг, и я покажу тебе, о чем я.
Я махом прикончил остатки бурбона в своем стакане, ожидая нудную историю из библии, и с трудом преодолевая боль в ногах, сопровождаемую скрипом кресла, пошел за Эдом. Мы вышли на задний двор, где был возведен небольшой сарай, но готов поклясться, я не видел ни одного гуся или поросёнка у этого дома днем. Пока крепкий напиток отравлял мой разум, Эд открыл дверь сарая и жестом предложил мне пройти первым. Я послушно повиновался, ожидая увидеть какой-нибудь алтарь, сделанный из половины ванны со статуэткой девы Марии внутри. Но когда мой взгляд столкнулся с тем, что там находилось, мое дыхание остановилось, а сердце замерло. Там был настил из сена с колыбелью, а вокруг колыбели с грязной пластиковой куклой, лежащей в ней, были мои жена и дети. Они тоже лежали. Они были связаны, а во рту были кляпы. Я хотел броситься к ним, но тут же почувствовал, как огромные руки обхватили меня, выдавив весь воздух из легких. Мэри, Сандра, Джен, они лежали там в каком-то тряпье, Мэри была одета в мешковину, а девочки в старую пушистую пижаму, которая когда-то превращала милых детей в зверушек. Надел капюшон с ушками — и ты уже зайка или овечка, эти пижамы были такие старые, что было не разобрать. Но над лежащими, рыдающими от страха детьми стояла она, жена этого проклятого старика, и в руках у нее был нож. Я хотел заорать, но объятья этого чудовища сжимались сильнее.
— Господь наш всевышний! — начала это некогда милая пожилая женщина. — Прими же в обитель твою нашу жертву!
Жертва? Что?! Я не понимаю, како…
Моя мысль не успела обрести целостность. Она оборвалась, словно была отрезана тем самым ножом, что эта старуха с легкостью вонзила в грудь моей четырехлетней девочки. Он вошел совсем без звука, возможно, я просто не услышал этого, так как мое сердце остановилось, а разум перестал воспринимать какие-либо звуки. Этот нож соединял кулак старой женщины с моей дочкой, и вытащив его, она словно вытащила нож из меня. Я начал орать, метался в тщетных попытках вырваться из цепких лап этого монстра, но я был бессилен, я был бессилен предотвратить ее шаги в сторону маленькой Дженнифер, задыхающейся от слез. Я был бессилен остановить то резкое движение, которым эта безумная тварь перерезала ей горло. Я просто смотрел. Я смотрел в глаза своей жене, орущей сквозь кляп, я видел ее взгляд, когда этот проклятый нож вошел в ее спину. Она лежала на животе, с руками, связанными за спиной, и ее корчило от боли, но она смотрела на меня, роняя слезы и раздувая ноздри в попытке вдохнуть. Она умирала, уходила вслед за Дженнифер и малюткой Сандрой. И это было последней каплей.
Сильным рывком этот монстр, назвавший себя Эдом, бросил меня в открытую кладовку и со скрипом запер тяжелую дверь. Я бился об эту дверь, пытался выбить замок, искал какие-либо инструменты, но все что я смог найти — этот диктофон. Я до сих пор слышу, как моя жена задыхается за стеной от меня. И я нечего не могу сделать, как и не мог ничего сделать в ту секунду, когда старуха отнимала жизни моих детей кухонным ножом. Я не могу смириться с этим бессилием. Я не могу принять его. Тех, кого я поклялся любить и защищать, убили на моих глазах. Я плакал без остановки.
Но может, это просто очередной сон? Может, это проклятый бурбон наградил меня очередным кошмаром? Да! Так оно и есть! Это всего лишь сон. Я… я должен просто проснуться. Я, просто должен проснуться. Я… просто… должен…
