Автор — я.
Фёдор — мой старый знакомый.
Был у Фёдора брат Андрей. Много нервов он потрепал и брату, и родителям. Наказание какое-то, а не человек. С 10 лет состоял на учёте в милиции. В 12 начал пить и курить, нередко убегал из дома и возвращался пьяным в стельку, родителей открытым текстом на 3 буквы посылал. Постоянно делал брату гадости. Самый вопиющий пример: собирался Федя поступать в университет (биологический факультет). Брат собрал все его конспекты по биологии (со школы и с подготовительных курсов) и сжёг в духовке.
В 16 лет Андрюха ушёл из дома и стал жить в каком-то притоне. В течение 6 лет появлялся у родителей 2-3 раза в год попросить денег «в долг» да поскандалить, а потом и вовсе пропал из виду.
Расписывать его «славную» биографию нет смысла. Скажу только, что последние 5 лет из своих 39 Андрюха бомжевал.…В один из зимних дней Фёдору позвонил незнакомый мужчина и сообщил, что погиб Андрюха, в канаву провалился, там и замёрз. Звонивший оказался давним Андрюхиным приятелем, таким же бомжом.
— Искал Андрюху по всему городу и нашёл наконец. В морге… Ваш телефон в справочнике нашёл, по фамилии. Может, приедете, заберёте, похороните хоть по-человечески? — спросил он тихо, со слабой надеждой в голосе.
Что ж, какой-никакой, а брат, да и вообще человек… Хоронили покойника втроём: Фёдор с женой да тот самый приятель.
Далее со слов Фёдора.
Прошло года 3 после похорон. Вернулся я с работы поздно вечером, сильно уставший. Жена с сыновьями гостили в деревне у тёщи. Покурил, выпил чаю и пошёл спать. Заснул почти сразу. Проснулся в 3 часа ночи, сходил в туалет да пошёл на кухню воды попить. Захожу, хочу включить свет, но… рука не слушается. Словно не моя. Да вообще всё тело перестал чувствовать. Ну и ужас охватил…
Вдруг слышу смутно знакомый голос совсем рядом:
— Здорово, брат! Как житуха молодая? Не соскучился?
Пошевелить даже пальцем не могу, только в ужасе озираюсь по сторонам. У окна, в углу (там кухонный стол стоит) вижу чёрный силуэт на стене. Тут же, через секунду смотрю — за столом сидит… Андрюха. И светло на кухне стало, как днём (за окном ночь глубокая, что за свет?).
— Как ты сюда попал? И что тебе надо? — прорезался у меня голос.
— Как-как? Через окно залез! Смотри, вон, даже следов не оставил, — показал гость пальцем в сторону окна, — а если серьёзней — не твоё это дело. А что мне надо? Да повидать тебя захотелось. Спросить, чё в гости ко мне никогда не зайдёшь.
Говорить, что стало и того страшнее, думаю, не надо… Мелькнула мысль прочесть «Отче наш», но не смог. Что-то сильно сдавило в груди, мне стало не хватать воздуха.
— Да спокойно! Я имел ввиду, что на могилу никогда не придёшь. Один Федот там цветочки сажает… Ну тот, с которым вы меня хоронили. Ну да ладно. Привет тебе от родителей. — Улыбка его была точь в точь как при жизни, похожая на оскал только что вернувшегося с охоты шакала. — Только не спрашивай, получил ли я там по заслугам. Говори-не говори, вам, живым, не понять. Скажу только, что одним там хорошо, другим как-то… тоскливо. Все работаем.
В груди отпустило, но мысли продолжали роиться в беспорядке. Было ощущение, что я вижу то, чего нет на самом деле, но… в то же время уверен, что ЭТО есть. Только не смог бы объяснить этого другим даже под пытками. Я спросил, что первым пришло в голову:
— Страшно было умирать? Видел ли ты, когда уходил, своё тело со стороны?
— Видел. Ничего примечательного в бомже, лежащем в канаве. Как увидел себя так вот, со стороны, подумал: вот как она, белая горячка, действует. А потом свет такой белый, ярче солнца, только когда смотришь на него, не жмуришься, а просто… как бы не чувствуешь глаз, но точно понимаешь, что видишь. И не моргаешь, и веками не двигаешь. Я ещё зажмуриться хотел, чтоб горячку прогнать, очухаться, но не получилось. Будто глаза и не мои. Испугаться просто не успеешь — не до того будет.
Я хотел было спросить о родителях, как им там живётся, но… вряд ли он изменился. Скажет ещё какую-нибудь гадость, буду потом переживать.
— А как тебя всё-таки отпустили? Просто так или с какой-то целью? — спрашиваю.
— Есть цель, но… потом скажу. Давай, что ли, закурим, вспомним лучшие годы. — Андрюха достал из кармана сигареты и спички, закурил. — Тебя угостил бы, да нельзя.
Тело было по-прежнему будто свинцом залито, но пару шагов к тумбочке, где лежали мои сигареты, всё же сделал. Руки ходили ходуном и прикурить удалось только попытки с пятой.
— Сигареты, смотрю, там у вас есть. А с едой, водой как?
— Всё есть. Только не спрашивай, вкусно-невкусно. Помнишь…
В общем, где-то час он вспоминал свои «детские шалости». Я в основном молчал, курил одну за другой. Как-то успокаивало это меня немного. Мысль о родителях не покидала ни на секунду.
— Простили они меня, — сказал вдруг ночной гость, — не совсем, правда… Ты за них не волнуйся, устроились они хорошо. И не скучай. Увидитесь всё равно нескоро. Кстати, поедешь завтра на работу, не садись на 8 маршрутку.
Тут на кухне резко стало темно. Я на ватных ногах добрался до выключателя… Когда включил свет, на кухне уже никого не было. Как добрался до кровати — не помню совсем.
Утром первым делом пошёл на кухню, думая, может сон всё-таки был… Нет, пепельница, что на тумбочке, была полна окурков. А на столе? Нет, на столе всё чисто… Выходит, после себя ночной гость ничего не оставил (слава Богу), но приходил точно не во сне…
На работу поехал на 6 маршрутке, а вечером по новостям услышал, что восьмёрка попала в аварию как раз утром, через пару остановок после моей. Все погибли на месте.
На выходных поставил в церкви свечку за брата. На следующей неделе съезжу на могилу…
