Автор — я. Ранее публиковаласть [hide]тут[/hide]
Удивительно нетипичный случай отнашений.Моя история, увы, будет не обо мне. Представьте себе, что Вы хотите рассказать историю своей жизни. Ну, хотя бы её кусок. Но как бы Вы ни напрягали свою фантазию — в голове только она. Нет ни одной, хоть сколько-нибудь занимающей интерес вещи, которая могла произойти, без её участия. В такие моменты осознаешь всю жалость своего существования.
Так я думал, пока был максимально далеко от дома. Я не путешественник, право. Но сегодня я им стал. Путешествовать можно по-разному. Пока одни люди перемещают свое тело в пространстве, другие совершают прогулки в чужой рассудок. Мое путешествие было как раз из таких. Я не планировал встретить Мэри, по крайней мере, не в этой жизни. Я преподавал в институте востоковедения, когда увидел её впервые. После лекции, подойдя ко мне, она захотела выяснить, откуда я столько знаю про арабские традиции. Наверное, она считала, что я много путешествую. Я видел, как её интерес ко мне рос с каждым моим словом. Мы стали общаться достаточно тесно, практически каждый день. Она показывала мне свою библиотеку оккультных наук и комнату для рисования. Мэри мечтала написать собственный учебник, самостоятельно проиллюстрировав его. К сожалению, в доме была всего пара картин, и обе они были накрыты полотном. Она всё твердила, что вот-вот закончит и покажет их мне. Но, как заканчивается любое мимолетное знакомство, наше тоже подходило к концу. Дело в том, что я совсем не из этого города. Я всего лишь преподаю в институте один семестр, после чего возвращаюсь домой на весь следующий год. Занимаясь научными работами, я часто получал приглашения от различных университетов и школ. Но, как я уже говорил, я не путешественник. Этот университет скорее был исключением. Мне очень нравилась его библиотека.
Я должен был отъехать накануне. Еще каких-то пару дней, и я вернусь в родной дом. Пребывание в незнакомых местах всегда вызывало во мне тревогу, чего я никогда не стыдился. Поэтому последнюю ночь я решил провести в доме Мэри. Она, конечно же, была безумно рада такому предложению, тут же засияв от счастья. Для обладателя такого тонкого тела и столь бледной кожи, она была достаточно активной. Буквально через 2 минуты после моего прихода на столе стоял горячий кофе, а ужин уже был на плите. От души поев и выпив бурбона, мы отправились спать. Я занял гостевую комнату в этом двухэтажном особняке. Я до сих пор жалею о том, что не мог уснуть в ту ночь. Бурбон ударил по моему сознанию, развязав руки всем моим проклятым мыслям. Я понял, что я дождусь, пока она уснет, и тихо прокрадусь на чердак, к картинам. Это решение пришло не сразу. К нему меня привела целая цепочка странных и витиеватых мыслей. Я думал о доме, о боге, об иронии смерти по пути домой. Такими нехитрыми путями я пришел к иллюстрациям таинств оккультизма, что, безусловно, привело меня на чердак.
Я проник туда тихо, как мышь. В доме было темно, но я зажег керосиновую лампу. Поначалу свет от неё ослепил меня, но со временем я привык, и он стал мне казаться очень тусклым. Картины. Вот они. Я вытащил одну и, сняв полотно, принялся разглядывать. Но стоило мне поднести фонарь к ней поближе — я ужаснулся! Огромные твари, неведомые мне на тот момент, пожирали человеческие тела, разрывая плоть на куски. Лица страдальцев искажались гримасами страданий. Не ужаса, но отчаяния. Глаза этих зверей источали ненависть ко всему, на что мог пасть их взгляд. Кровь текла по их клыкам, смешиваясь со слюной и оставляя на холодной земле лужи. И все, кто были вокруг этой твари, просто рыдали. Я чувствовал бессилие в каждом из них, пока огромная тварь сжимала очередное тело. Каждая деталь этой картины была нарисована невероятно четко, словно Мэри, или любой другой человек, который это рисовал, был там. Я с трудом сдержал испуг. В ворота моего сознания, гипнотизируемого каждой мелочью этой картины, ворвалась мысль о том, что Мэри спит.
Я не стал смотреть другие картины, дрожа от ужаса, я спустился в гостевую комнату, где уже не смог сомкнуть глаз до самого рассвета. Наутро, проснувшись, я пытался не думать о том, что произошло вечером. Я сидел и допивал кофе, пока Мэри готовила завтрак. Она молчала. Я тоже не был особо разговорчив. Меня это пугало. Что если она знает? Что если я так или иначе выдал свое присутствие в этой комнате? Меня бросило в пот. Но Мэри, повернувшись ко мне, смотрела на меня с абсолютным спокойствием. «Я люблю эксперименты», — сказала она. После этих слов мне стало совсем нехорошо. Во рту пересохло, сердце начало биться быстрее, а цвета… Цвета окружающего мира потеряли свою палитру. Все начало сливаться в один единственный бледно-серый оттенок. Мери продолжала монолог, но голос её стал отдаваться эхом где-то в моем затылке, что сделало восприятие её слов совершенно невозможным. Она несла какую-то чушь про живопись, отсутствие вдохновения, смелые идеи. Мне было совсем не до этого. Я посмотрел на остатки кофе в чашке и сразу понял причину моего состояния. Я попытался встать, но пол, кухня, стены вокруг меня, всё начинало сливаться в одну плоскость. Я перестал понимать, где верх или низ.
Я оказался в каком-то новом, невиданном ранее измерении. Мире, где нужно было справляться с собой. Мире, в котором уже не нужно ориентироваться. Я оказался в мире моего сознания. Все вещи, что окружали меня до этого, сознание предпочло исказить до неузнаваемости, выплескивая в них ту боль и обиду, что я пытался сдерживать. Невероятные пейзажи завоевывали внимание ужасом и постоянной агонией. Я бродил по дому, который мне не был знаком, пытался кричать, звать на помощь, прятался от невидимых никому тварей. Моё тело болело, но я не мог отказаться от его использования. На данный момент это был мой единственный инструмент выживания. Сначала я пытался мыслить рационально, пытался отвергнуть происходящее. Но оно поглотило меня, словно змея глотает еще живую жертву. Отличие было лишь в том, что мои конвульсии не были предсмертными. Небо постоянно меняло свой цвет, мысли путались, выпуская примитивные инстинкты на волю. Я чувствовал себя диким зверем, волком, ищущим жертву. В другие моменты я был простым муравьем, надрываясь в очередной попытке принести домой огромный лист. Когда мир вокруг замирал, возвращая мне кредит сознания, фильтруя его по каплям, я рыдал. Я вспоминал свою прежнюю жизнь обрывками и мечтал вернуться в неё. Но мир не был так прост. Он не отпускал меня, вливая в мою кровь очередную порцию яда. Я бился в агонии месяцы, может даже годы. Я потерял себя. Не помня кто я есть и что я тут делаю. Наверное, это и есть настоящее безумие. Первородные инстинкты травили мой и без того воспаленный разум. Бежать и есть. Это всё что я хотел. Дикий зверь, живущий во мне, вырвался. Но, как и все в этом мире, этот кусок моей жизни подходил к концу. Мало какой организм способен прожить достаточно долго в таком состоянии.
26 марта 1975 года в Нью-Хемпшире с аукциона за 29 000 долларов ушла картина «профессор, пожирающий собственную руку», за авторством Мэри Дрэйн.
